Как сказалась недавняя война в Карабахе на позициях России в регионе Южного Кавказа? Как Москва будет реагировать на усиление позиций Турции в регионе и легализацию турецкого военного присутствия в Азербайджане? Можно ли ожидать в ближайшей перспективе вступления Азербайджана в Евразийский союз? Возможен ли прогресс в российско-грузинских отношениях и разблокирование коммуникаций через Абхазию и Южную Осетию?
На эти и другие вопросы ИАЦ VERELQ ответил ведущий научный сотрудник Центра евроатлантической безопасности Института международных исследований МГИМО, главный редактор журнала «Международная аналитика» Сергей Маркедонов.
Как сказалась недавняя война в Карабахе на позициях России в регионе Южного Кавказа? Усилились ли они или ослабли?
Можно сказать, что позиции России в определенном смысле усилились. Если мы смотрим на это с позиции американцев, то акцент делается, в первую очередь на военный формат. В Евразии появились российские миротворцы там, где ранее их не было. И причём не в составе коллективной мирогарантийной операции, а просто миротворцы России на Южном Кавказе.
Если выходить за рамки этого подхода, отсылающего нас к принципам «холодной войны», то можно констатировать, что Москва вышла на первое место в Минской группе (ОБСЕ). Не выступая против самой группы и подчеркивая свою координацию с ней, реальные движения предпринимает российская сторона. Москва остановила войну, как это было в ноябре 2020 года, Москва добилась подписания второго совместного заявления уже в январе 2021 года, и Москва предлагает какие-то конкретные шаги, будь то разблокирование транспортных коммуникаций, развитие инфраструктуры, как некую предпосылку, чтобы выйти впоследствии на политические компромиссы. Никто другой не выдвигает каких-то сопоставимых мер. И с этой точки зрения мы можем говорить об усилении российских позиций.
В то же самое время мы увидели определённые новые реалии, которые говорят, что это усиление не означает безбедной жизни и снятия всех вопросов. Налицо очевидное усиление Турции. России приходится определенным образом увязывать свои интересы с турецкими. Если Москва раньше это делала в Сирии, в Ливии, то на Кавказе такого увязывания практически не проходило. Например, в Абхазии и Южной Осетии имели место известные события, и Россия не увязывала свои действия с Турцией. Сейчас в Карабахе другая картина. И мы видим совместный мониторинговый центр за условиями прекращения огня, который создаётся в Агдаме. Этот центр будет турецко-российским. Поэтому фактор Турции совершенно очевидно создаёт некие новые реалии, я сейчас не говорю плохо это или хорошо, но эти новые реалии заставят с большей тщательностью выбирать любой шаг.
Сейчас принято считать, что позиции Запада в лице США и Франции (поскольку Европейский союз был достаточно пассивен на карабахском треке и раньше) ослабли. Но я бы не спешил их сбрасывать со счетов. Американцы, по крайней мере, весьма внимательно следят за ситуацией в Карабахе, и сейчас, когда закончится пересменка в Белом доме и будут новые чиновники в Госдепе и Совете национальной безопасности, мы увидим определённый интерес США к этому региону. Во многом потому, что есть кооперация между Турцией и Россией и это происходит без какой-то американской санкции, без их одобрения. Поэтому я бы не стал американцев сбрасывать со счетов, и вполне возможно, что здесь появляется какая-то коллизия.
Ещё одна коллизия. Мы можем сказать, что на Москву смотрят позитивно и Баку, и Ереван, и в этом смысле тоже можно говорить об усилении позиций, но, в тоже самое время, если говорить на будущее, Баку и Ереван слишком по-разному трактуют перспективы, вопрос статуса, и здесь Москва будет вынуждена в эту проблему вовлекаться. Здесь ситуация очень сложного балансирования остаётся.
Как Россия будет реагировать на усиление позиций Турции в регионе, в частности возможную легализацию турецкого военного присутствия в Азербайджане?
Мне кажется, здесь надо определиться с понятием, что означает усиление позиций Турции, до какого времени и момента мы можем говорить об этом усилении. Легализация турецкого военного присутствия происходит на наших глазах. Если мы говорим о недавнем решении турецкого парламента, то это формализация задним числом того военного присутствия, которое обозначилось ещё во время военных учений летом 2020 года.
Я не думаю, что это вызывает большой восторг со стороны Москвы, но, по крайней мере, нет пока и возмущения. Отношения России к Турции двойственные. С одной стороны, Турция рассматривается как возмутитель спокойствия в НАТО, как страна, которая доставляет головную боль всему блоку и Соединённым Штатам, как страна, которая осуществляет техническое и военно-техническое сотрудничество с Москвой, начиная от атомных проектов и заканчивая закупкой оружия. Но при этом есть понимание того, что такое неприятие американского доминирования не делает Анкару автоматически союзником Москвы по всем пунктам. В этой связи можно вспомнить заявление Лаврова, что «мы не союзники, мы партнеры».
Поэтому, наверное, будущее будет зависеть от того, насколько Анкара будет готова считаться с особой ролью России в этом регионе. Пока, если мы посмотрим на вопросы инфраструктурного развития, которое Москва осуществляет и лидерствует в этом, Турция не пытается ставить это под сомнение. Скажем эти трехсторонние форматы, которые проходят помимо Минской группы, Турция их не осуждает и не говорит, что это вредит турецким интересам. Поэтому пока есть такой аккуратный баланс. Будет он сохранен стопроцентно? Здесь есть вопросы.
Как в Москве относятся к предложению Эрдогана создать региональную платформу с участием Турции, России, Ирана, Армении, Азербайджана и Грузии?
Интересно, что схожие позиции ранее озвучивал Иран, его проект «три+три». Создавать безопасность, чтобы она была исключительно на евразийской основе: страны региона плюс три соседние страны. Интересно то, что вот эту идею озвучивали иранские представители – Джавад Зариф – в ходе своего визита по Кавказу. Это не новая уже идея, что проблемы Кавказского региона хорошо бы решать без доминирования Запада в евразийском формате… Наверное этот пафос Москва могла бы разделить. Но я думаю, что в Москве и в Тегеране прекрасно понимают, что вряд ли такой формат заработает. У Армении и Азербайджана все равно довольно разные политические взгляды, несмотря на новый статус-кво в Карабахе.
Грузия - это особый случай. Тут можно посмотреть на определенные месседжи, что были в ходе последнего визита госсекретаря США Майка Помпео в Тбилиси (и раньше они раздавались): не увлекайтесь излишне форматами за рамками евроатлантической солидарности. Вряд ли здесь Грузия будет особо рада что-то делать без согласования и координации с США, НАТО и ЕС.
Поэтому есть осознание того, что идея возможно и привлекательная. Но насколько быстро она реализуема?
Можно ли ожидать в ближайшей перспективе вступления Азербайджана в ЕАЭС или хотя бы предложения от Москвы присоединиться к союзу?
Такие предложения делались, и делались неоднократно. Не исключено, что они будут сделаны снова. Однако я не уверен, что это будет реализовано. Я не уверен, что сам Баку в этом будет заинтересован.
Дело в том, что Азербайджан к любым интеграционным проектам относится с некоторым скепсисом. Здесь политика выстраивается на основе прагматики. Когда были определённые надежды вернуть как-то контроль над Карабахом, утерянными землями, может это имело какой-то смысл. Теперь Азербайджан считает эту проблему закрытой. Я думаю после этого бывшая ранее диверсификация экономических связей, то есть отношения с Россией, ЕАЭС и Европейским союзом, параллельно с тем же Ираном, будет предпочтительной моделью для Баку.
Можно ли ожидать прогресса в российско-грузинских отношениях после прошедших в Грузии выборов?
Больших подвижек я, честно говоря, не вижу. Для больших подвижек нужна основа, а основы такой пока что не просматривается. Ведь если говорить о «Грузинской мечте», во внешней политике она много чего добилась - это и подписание ассоциации с ЕС, это безвиз и со странами Шенгена, получение привилегированного статуса страны-партнера НАТО. И я не вижу, чем «Грузинская мечта» могла бы отличаться от более радикальной внешней политики оппозиционного Единого национального движения (ЕНД). «Ночь Гаврилова» случилась при «Грузинской мечте», и «Грузинская мечта» пыталась также использовать российский фактор инструментально для решения своих внутриполитических проблем. Поэтому я не думаю, что здесь мы увидим какое-то серьёзное изменение.
Оцените шансы разблокирования коммуникаций через Абхазию и Южную Осетию? на фоне возможных договорённостей между Арменией и Азербайджаном начать разблокировку коммуникаций.
Я думаю такие возможности, наверное, будут рассматриваться. И можно вспомнить, что как раз по горячим следам второй карабахской войны между президентом Абхазии Бжанией и Путиным велись подобные разговоры о возможности разблокировании коммуникаций. Но я не думаю, что даже если это разблокирование произойдёт, то это будет такими ускоренными темпами.
В случае с Абхазией это более вероятно, в случае Южной Осетией менее. Потому что абхазская железнодорожная ветка как-то на Армению выходит. Но и то, с точки зрения какого-то военного передвижения вряд это ли полезно. Миротворцам вряд ли грузы будут доставляться посуху, через Грузию.
Айк Халатян
