В последнее время в армянском обществе активно обсуждается идея о необходимости "освобождения" оппозиции от влияния бывших президентов для успешной борьбы за власть. Однако армянский политолог, директор Института Кавказа Александр Искандарян предлагает иной взгляд на проблему, утверждая, что корень слабости оппозиции лежит глубже, чем просто в "тенях прошлого".
В интервью VERELQ Искандарян затрагивает такие темы, как формирование реальной оппозиционной силы, роль протестных движений, влияние прошлых политических фигур на текущую ситуацию, а также перспективы прозападных сил в контексте меняющихся геополитических реалий. Искандарян также дает оценку текущему состоянию власти, характеризуя политическую ситуацию в Армении как "сочетание слабой власти и слабой оппозиции".
На фото: директор Института Кавказа Александр Искандарян
VERELQ: Г-н Искандарян, в армянском политическом дискурсе в последнее время все чаще звучат фразы о том, что лишь после трансформации оппозиции можно будет рассчитывать на смену власти в Армении. Иными словами, архиепископ Баграт Галстанян, возглавляющий протестное движение, должен освободиться от влияния бывших президентов, чтобы добиться смены власти. Что вы думаете по этому поводу?
Александр Искандарян: Мне кажется, что задача еще более объемная. Это задача не трансформации, а создания оппозиции. То есть оппозиция, само слово "оппозиция" означает противостоять власти, стоять напротив, буквально противостоять власти. В Армении сейчас нет оппозиции, которая реально стоит напротив власти, то есть обладает достаточной мощью, весом, авторитетом, социальной легитимностью для того, чтобы реально противостоять власти.
Это довольно естественная вещь, она не может образоваться очень быстро. И речь не о том, чтобы устранить препятствия для ее создания. Мне трудно представить, каким образом существующие структуры могут оказаться препятствием для создания новых структур.
Дело в том, что тот процесс, который мы видим сейчас, очень похож на то, что в Армении было в начале формирования различного рода оппозиционных движений, которые мы имели при предыдущем президенте, при Серже Саргсяне. Я имею в виду, скажем, такого рода движения, как борьба в защиту сквера в Ереване, движение "Электрик Ереван", борьба против повышения тарифов на общественный транспорт и так далее. Когда постепенно создавалось ядро протестов, которые в конце концов привели к революции.
Это движение архиепископа Баграта Галстаняна – это самые первые шаги создания такого типа недовольства. Грубо говоря, запрос на протест есть, спрос есть, а предложения нет. Предложения вырабатываются. Вот движение, которое Баграт Србазан (Высокопреосвященный) возглавляет, это предложение в ответ на этот запрос. Мне не кажется, что оно очень удачное предложение. Мне кажется, что такого рода протесты и всякого рода движения еще будут, и этот запрос постепенно будет формироваться.
И когда, если он накопит соответствующую силу, то есть люди будут достаточно доверять этому движению, чтобы к нему присоединяться, то есть иметь надежду на это, как это было с Пашиняном в 2018-м году, тогда никакой политолог вам не нужен будет. Это будет понимать каждый человек на улице. Если этого нет, устранение препятствий для того, чтобы этот протест рос, ничем не поможет и никаким образом не сможет ему помочь.
VERELQ: Как в народе говорят, плохому танцору... Или это не к месту?
Александр Искандарян: Нет, нет, дело не в этом. Он не плохой "танцор", он еще не выросший "танцор", не сформировавшийся "танцор", не получивший достаточно мощи "танцор". Тут дело не в том, что плохо управляют или не могут делать. Нет, тут дело в том, что этот протест не обретает достаточной силы для того, чтобы быть эффективным протестом.
Если мы вспомним, в 2017 году были выборы, и люди пришли на эти выборы, и честно, кто-то взяв свои 10 тысяч драмов, кто-то не взяв, поддавшись на уговоры, бросил свой бюллетень, как надо было. Почему? Потому что не было альтернативы, не было того, в кого верят... Оппозиция была, она существовала, собственно говоря, сам Пашинян был в оппозиции, но не было той силы, которой люди доверяли, не было проекта, который оказался убедительным.
Как только он появился в лице движения 2018 года, те же самые люди, которые бросали бюллетени год назад, вышли и поддержали Пашиняна. И никакие бывшие никому не помешали совершенно тогда, потому что был вот этот размах оппозиции. А сейчас его нет. И поэтому это как раз называется кивать на какие-то внешние обстоятельства.
VERELQ: Смотрите, Никол Пашинян смог совершить революцию тогда, когда стал самостоятельным фактором в армянской политике. Он сначала вышел из когорты первого президента Левона Тер-Петросяна, стал самостоятельным лидером и так далее... С 2020 года оппозиция с участием экс-президентов пробует разные методы для поднятия волны, но пока ничего не получается. Отсюда такие разговоры о необходимости "избавления от тени бывших президентов", у которых высокий антирейтинг.
Александр Искандарян: Я не думаю, что такой запрос есть у людей, то есть среди широких масс. Такой ответ возникает у всяких личностей, трактующих эти процессы, а не у тех людей, которые не приходят на протест. Если бы они хотели прийти на протест достаточно массово и шли бы на этот протест реально, то есть поддержка была бы действительно широкой, в связи с этим я не понимаю, каким образом могли бы помешать бывшие президенты. Вообще, кто бы то ни было.
Собственно, в политике всегда есть наличие каких-то людей. А что, когда Пашинян приходил к власти, не было наличия каких-то людей, оппозиционеров, которые являлись оппозиционерами уже 20 лет до этого? Но он же смог поднять, так сказать, этот мяч. А сейчас таких людей нет.
Ради Бога, не надо меня понимать так, что вот люди плохие, неумелые, они не могут создать. Нет, социальный запрос не созрел еще до такой степени. Пашиняна пока еще поддерживает достаточно много людей. Конечно, гораздо меньше половины, но все же.
VERELQ: Но запрос на оппозицию тоже есть. Вы сами говорили...
Александр Искандарян: Запрос на оппозицию тоже есть, но вот для того, чтобы он начал каким-то образом реализовываться, чтобы на него был ответ, для этого нужно время. Вот я это утверждаю, что сделать это прямо сейчас просто потому, что появится какой-нибудь технически хорошо умеющий отвечать на запрос человек, нет, не так. Это должен созреть вот этот процесс.
VERELQ: Скажите, пожалуйста, что сейчас творится на армянском политическом поле? С одной стороны, оппозиционное движение под лидерством Баграта Галстаняна пытается активизироваться, но пока не получается. С другой стороны, власти меняют чуть ли не каждую неделю каких-то чиновников довольно громко. И есть, так сказать, прозападные политические силы, которые пытаются продвигать идею европейской интеграции, вплоть до становления членом ЕС. Фактически мы имеем дело с ситуацией, когда политическое поле начинает выстраиваться в предвыборный контекст, хотя очередные парламентские выборы ожидаются в 2026 году. Это так?
Александр Искандарян: Я думаю, что в Армении существует ситуация, которую я бы характеризовал как сочетание слабой власти и слабой оппозиции. То есть власть легитимна, потому что ей ничего не противостоит по-серьезному. Есть оппозиция, которая слаба, которая не едина и которая не может никаким образом изменить правила игры, прийти к власти, изменить эту структуру.
Но может, продолжая быть оппозицией, заполнять этим видом деятельности свою деятельность. Существуют несистемные силы, которые пытаются эту оппозицию создать. Ну вот, несистемные, в смысле, не парламентские, приходящие извне. Не получается, опять же, не набирают достаточный вес. А власть, которая в этой ситуации, собственно, политикой, тут есть кое-какие технологии, но, собственно, политики тут мало очень, да, и которая, с одной стороны, не испытывает угрозу от каких-то политических сил, но, с другой стороны, понимает свою очень слабую социальную легитимность.
В ней происходят вот эти бесконечные чехарда и так далее, чиновничество, троллинг, а в публичном поле существует троллинг вместо политики. Святое место пусто не бывает, когда что-то исчезает, в частности, политический дискурс, политическая борьба, политическое взаимодействие, конкуренция, вместо нее появляется что-то. Это что-то, этот бесконечный троллинг, обвинение друг друга в чем угодно, и появление таких квазиполитических явлений, то есть явлений, которые заменяют действующую политическую конкуренцию.
VERELQ: А что насчет прозападных сил? Они сумеют сколотить политический капитал к выборам, с учетом ухудшения армяно-российских отношений и сформировавшихся в армянском обществе завышенных ожиданий от Запада?
Александр Искандарян: А это без разницы. Может быть еще два года есть, может быть, кому-то власти дадут эти поддавки, и кому они подбросят мячик, чтобы этот кто-то смог сформировать и стать в парламенте номером 2 или номером 3. Номер 2 и номер 3 не будут влиять на текущую политику совершенно. От того, что какие-то лидеры протестов будут говорить о евроинтеграции или о чем-то, евроинтеграция от этого не прибавится. То есть они будут исполнять определенную роль в той конфигурации, которая будет в будущем парламенте, если так произойдет.
Но реально-то эти разговоры и взаимоотношения Армении со странами Евросоюза – это процессы, не имеющие друг с другом никакого отношения вообще. Это некий тип внутренней риторики. И многие силы пытаются сейчас участвовать в кастинге, чтобы их заметили, одобрили, в 2026 году куда-нибудь взяли. Ну, предположим, у кого-то получится, их куда-то возьмут. И дальше, что, что от этого изменится? Да ничего не изменится. Армянская Конституция таким образом написана, что правящая сила берет все. Если партия набрала большинство, устранить ее фактически невозможно, влиять на нее по-серьезному тоже невозможно.
И в этом смысле, а что может еще измениться? Что эти, как вы их называли, проевропейские силы могут сделать? Вряд ли они наберут такой вес, чтобы заменить правящую силу. Если не заменить правящую партию, а тогда какая разница, кто именно там будет в этом парламенте сидеть. Ну, властям, конечно, удобнее, чтобы сидели какие-то люди, с которыми будет как-то, возможно, взаимодействовать. Ну, посмотрим, получится или нет. Но, повторюсь, серьезного значения это не будет иметь.
