Вице-премьер правительства Армении Мгер Григорян в интервью EADaily ответил на вопросы об эффективности антикризисных мер правительства Армении, состоянии бизнеса в период пандемии коронавируса, газовом споре между Арменией и Россией, сотрудничестве в рамках Евразийского экономического союза (ЕАЭС).
— Г-н Григорян, как повлиял «коронакризис» на экономику Армении и насколько эффективными оказались антикризисные меры правительства?
— В результате нашего анализа на базе существующей информации, мы уже ввели необходимые по величине влияния кризиса на экономику корректировки в закон «О госбюджете 2020 года». С учетом этих изменений, на наш взгляд, консервативный сценарий — это спад экономики по итогам года на полтора-два процента. Здесь много дискуссий, споров и экспертных оценок, все они очень интересные, к ним нужно прислушиваться, но мы планируем экономический спад на уровне 1,5−2%.
— Давайте оценим состояние армянской экономики в настоящий момент. Каково оно сейчас?
— Сказать откровенно, непростое. Тенденции своеобразные, это же не стандартный кризис, вызванный перегревами в экономике. Он исходит из ситуации в сфере здравоохранения. Мы наблюдаем что-то новое. Поведение потребителя тоже меняется совершенно своеобразно. У нас был период, когда мы занимались проблемой дефицита товаров, а не депрессией в потреблении. Это настолько новая ситуация для всего мира, что давать конкретные оценки сложно. Однако я очень надеюсь, что настроения в бизнесе и обществе в целом не приведут к перманентному спаду активности. Надеюсь, всё восстановится быстро, ровно так же быстро, как ушло в спад.
— Как может помочь ЕАЭС в плане восстановления экономик стран — участниц интеграционного объединения? Создаются ли там какие-то подушки безопасности?
— Хочу откровенно сказать, что в повестке ЕАЭС единого документа по преодолению именно последствий коронавируса нет. За время эпидемии коронавируса мы работали очень насыщенно, интенсивно проводили заседания совета Евразийской экономической комиссии (ЕЭК). Было много насущных вопросов, касающихся продовольственной и медицинской безопасности. ЕЭК работает в режиме решения экстренных вопросов.
Но я уверен, что в самое ближайшее время мы начнем обсуждать стратегию дальнейших действий по работе с последствиями коронавируса. Вы можете спросить, тогда как обсуждалась стратегия развития Союза на период до 2025 года во время заседания лидеров государств — членов ЕАЭС 19 мая? Отвечу, что это документ фундаментального характера, и он разрабатывался довольно долго. В принципе, были введены определенные корректировки, однако это документ высокого уровня. Что касается ликвидации последствий коронавируса, тут уже нужна краткосрочная стратегия или даже отдельный план действий.
— Международный валютный фонд (МВФ) предоставит Армении бюджетное содействие в размере $ 280 млн. Эти средства, как можно понять, уже доступны. Рассматривает ли Армения в качестве источника финансирования своих расходов в текущем году и Евразийский банк развития?
— Говоря об источниках и объёмах дополнительного финансирования, мы должны понимать цель. Обсуждения проводятся со всеми донорами. Однако, прежде всего, нужно сформулировать цель привлечения возможных кредитных ресурсов. Вам может показаться странным, но даже на сегодняшний день у нас есть не использованные кредитные линии в объёме более одного миллиарда долларов, что для нашей экономики огромная сумма.
Что касается средств МВФ, то они предназначены для стабилизации госбюджета. Это бюджетное финансирование — ровно то, что нам в рамках бюджетных расходов необходимо. Очевидно, что в этом году будет спад налоговых поступлений, и нам будет необходима дополнительная ликвидность для вливания в экономику. Да, могут быть дополнительные проекты по строительству инфраструктур, которые будут нуждаться в дополнительном финансировании. Однако пока мы не конкретизировали их, сложно говорить о выбранных источниках и примерных дополнительных объёмах финансирования.
— Правительство Армении выделило около $ 300 млн для ликвидации социально-экономических последствий коронавируса. Из общей суммы $ 50 млн выделено на финансирование социальных нужд граждан, столько же для поддержки экономики и еще $ 160 млн на проекты развития после пандемии коронавируса. Прошло уже два месяца. Эти средства уже стали доступны? Как экономика и бизнес отреагировали на предложения правительства?
— Да, вы совершенно правильно сказали, сколько средств и куда планируется направить. Лишь добавлю, что мы выделили еще около $ 40 млн в качестве резервной суммы. На социальные нужды уже потрачено порядка 21 млрд драмов (свыше $ 43 млн. — Ред.). Естественно, есть недовольство, но, думаю, мы сумели довести эти ресурсы до более миллиона бенефициаров. То есть до миллиона граждан, а это около 30% нашего населения, дошли эти средства, что очень важно. В экстренных условиях быстрая имплементация такой поддержки — сложная задача. Нам удалось это сделать и избежать экстренных социальных ситуаций.
Что касается предоставления дополнительной ликвидности бизнесу, то существенная часть из предусмотренных $ 50 млн практически освоена. Здесь нужно обязательно думать о стратегии выхода из кризисной ситуации и входе в качественно другую плоскость. В плоскость развития, где экономику и бизнес поддержит выделенная нами сумма примерно в $ 150 млн на проекты развития. Поставленная задача в плане выделения кредитов бизнесу под нулевые проценты можно сказать реализована. Около 80% этих ресурсов ушло на выплату зарплат и налогов. С одной стороны, это хорошо, такая цель была поставлена, однако уже сейчас нам необходимо провести ряд мероприятий, направленных на развитие, а не на сохранение бизнеса. В течение последних двух месяцев мы пытались сохранить бизнес, что, можно сказать, нам удалось. Бизнес в целом сохранен и сохранены рабочие места. Теперь нас ожидает более сложная задача. А именно, как помочь бизнесу, чтобы при этом государство не имело непосредственного участия в принятии решений в бизнесе, поскольку это категорически неправильно. При этом мы должны обеспечивать ликвидность, чтобы у бизнеса появились средства для развития и модернизации.
— Стоит ли ожидать ситуации, при которой государство начнет скупать частные компании для того, чтобы уберечь их от банкротства?
— Не думаю, вряд ли. В каждой стране есть своя логика действий и своя инфраструктура. Наша стратегическая проблема — фондовый рынок. Мы не довольны уровнем его развития. Задача номер один для экономики Армении — развитие рынка капитала. Соответственно, не имея развитого фондового рынка, практически невозможно за счет публичных ресурсов выкупать доли в предприятиях. В любом случае, независимо от того, позволительно ли это с экономической точки зрения или нет, реализовать такую идею невозможно. Уровень становления этого рынка недостаточен для таких действий.
— Г-н Григорян, как главный переговорщик Армении по газу с Россией поясните, почему возник газовый спор с Москвой? Он дал о себе знать даже во время недавнего заседания Высшего Евразийского экономического совета, когда Армения и Белоруссия говорили о единых подходах к формированию тарифов на транспортировку газа, с чем не согласилась Россия.
— Что касается повестки заседания Высшего Евразийского экономического совета… Хочу здесь внести ясность, поскольку я не считаю, что это были разногласия, в частности, между Арменией и Россией. Речь шла о двух моментах, касающихся документа под названием «Стратегия развития евразийской экономической интеграции до 2025 года», который в итоге был одобрен, но не был утвержден. Он будет доработан для дальнейшего утверждения. В нем было две версии, касающиеся подходов к формированию тарифов на транспортировку и транзит газа. Одна версия была абсолютно приемлема для России, в ней не отрицалась логика единых подходов к формированию тарифа на транспортировку и транзит газа. Россия фактически говорит, что данная модель может действовать для четырех государств, но не для пяти. По крайней мере, я так понимаю. То есть, у России свой внутренний тариф, но это сугубо внутренний тариф, а вот для остальных может действовать единый стандарт, что, по моему мнению, приемлемо для России. В какой-то мере он обсуждаем и понятен для нас. Однако логика Евразийского экономического союза, логика четырех основных свобод (перемещение капитала, услуг, рабочей силы и товаров. — Ред.), логика свободной торговли говорит о том, что единство должно быть для всех пяти участников. И когда ставится вопрос именно таким образом, российская сторона говорит о том, что уровень интеграции недостаточен для применения единых подходов в данном вопросе.
— В ходе недавнего заседания Высшего Евразийского экономического совета президент России Владимир Путин сказал, что единый тариф на транспортировку и транзит газа в объединении можно ввести только после достижения определенного уровня интеграции — это единый рынок, единый бюджет и единая система налогообложения. Другими словами, Россия настаивает на логике — сначала интеграция, затем общие условия по газу. Данная аргументация для армянской стороны приемлема?
— Вопрос эволюции ЕАЭС как организации сложный. Его нужно рассматривать с точки зрения основополагающих принципов, один из которых — суверенитет государств, что указывается в (учредительном) договоре. Конечно же, есть логика в сказанном, безусловно есть логика, поскольку, если будет единая цена на газ и разные налоги, это тоже вопрос, относящийся к конкурентной среде. Однако с другой стороны, то, что касается свободной торговли и развития именно экономической ситуации в странах ЕАЭС, что также заложено в основополагающих документах объединения, мы или группа стран — членов Союза имеем легитимное право рассматривать возможность единого тарифа, поскольку это прежде всего касается торговли. По сути, мы говорим о торговле газом. В этой связи единый стандарт в торговле может быть поставлен на повестку дня, как основной вопрос в контексте развития текущей ситуации.
— Государства — участники ЕАЭС ранее договорились запустить общий рынок энергоресурсов ЕАЭС с 1 января 2025 года. Реализуема ли данная задача с учетом нынешней неопределенной ситуации в сфере энергоресурсов на уровне Союза?
— Думаю, да. Во-первых, что касается электроэнергии, то я не слышал здесь ни о каких разногласиях. По части электроэнергии единые стандарты приемлемы для всех пяти государств. В этом направлении эксперты двигаются, и проблем на пути формирования единого электроэнергетического рынка нет. По газу, как видите, есть вопросы, которые подлежат обсуждению. Думаю, что мы должны найти компромиссное решение этого вопроса.
— Г-н Григорян, от имени Армении, вы предложили «Газпрому» изменить формулу цены на газ на границе. То есть перейти от фиксированной цены к рыночным механизмам ценообразования, как сейчас «Газпром» работает с Европой, куда газ в настоящее время поставляется по цене вдвое ниже, чем в Армению. Вы также предложили перейти к расчётам в национальной валюте. Какова была реакция «Газпрома»?
— Наше желание состоит в том, чтобы такие вопросы обсуждались на площадке ЕАЭС. Это вопрос повестки Евразийского экономического союза, а не сугубо армяно-российских отношений. Раз мы находимся, работаем и живем в едином экономическом пространстве, то такого рода вопросы должны обсуждаться на той площадке, где обсуждаются вопросы единой торговли и единых принципов экономического развития.
Фундаментальное решение этого вопроса должно происходить через документы и механизмы ЕАЭС, что будет конструктивно и продуктивно для всех стран. Принятие таких решений будет сравнительно коллегиальным и будет происходить в установленных процедурах для обсуждения и решения таких вопросов.
Вопрос рассмотрения этой проблематики в двусторонних отношениях не урегулирован нигде. Как правило, это происходит не регламентировано и спонтанно, что тоже представляет из себя проблему. Думаю, мы созрели уже до того уровня, чтобы институционализировать решение вопросов, касающихся энергоресурсов, транспорта, экономики и торговли.
— И какова реакция «Газпрома» на позицию Армении?
— В принципе, думаю, наша позиция в этом смысле понятна для всех. Вряд ли она ущемляет чьи-то права. Она откровенная, ясная и понятная. Что касается самой цены, то скажу, что иметь понятный механизм ценообразования — вопрос намного более важный, чем иметь высокую или низкую цену с перспективой на текущий год. И каждый год возвращаться к этому вопросу. Это нервирует всех, в том числе экономику. Представьте, если вы инвестор и хотите что-то производить в нашей стране. Вы считаете свою финансовую модель, пытаетесь сформулировать свои доходы. У вас не получится, поскольку вы можете вложить деньги, исходя из сегодняшней стоимости газа и через год у вас меняется вся финансовая модель.
— Однако, если Армения будет закупать газ у России по рыночным ценам, которые сейчас обвалились, это тоже не гарантия стабильности. Цена на газ эластична — то поднимается, то снижается.
— Цена может подниматься или снижаться, но механизм понятен для инвестора и бизнеса. Инвестор уже может считать, усреднять и понимать свой потенциальный доход. Не нужно забывать, что цены на газ влияют и на стоимость электроэнергии. У нас порядка 30−35% генерации приходится на газ.
— Это все понятно, но сможет ли армянский потребитель и бизнесмен платить за газ по цене, сопоставимой с европейскими тарифами на их пике?
— Если в итоге будет определена формула на площадке ЕЭАС или механизм, ведущий к тому, чтобы цена на газ внутри Союза была такой же, сколько в Европе, то, возможно, я с вами соглашусь. Но я надеюсь, что все решения, которые мы принимаем, не только касающиеся энергоресурсов, учитывают особенности экономик наших стран. И это нормально. Думаю, что вопрос стоимости энергоресурсов тоже будет обсуждаться в этом контексте.
— Часто эксперты говорят, что Армения в случае необходимости может рассмотреть иранский газ в качестве альтернативы российскому. Якобы это поможет сдержать аппетит «Газпрома». Иран в плане газа может стать альтернативой для Армении?
— Здесь нужно учитывать два компонента. Во-первых, сдерживать аппетит по части цены должен сам «Газпром», поскольку увеличение цены на газ с точки зрения потребителя довольно опасно. По той причине, что чрезмерное повышение цены может толкнуть рынок к переходу на другие ресурсы, что совершенно нормально. В какой-то мере это хорошо, поскольку стимулирует уход в энергосберегающее производство.
Мы будем субсидировать и стимулировать все программы, нацеленные на то, чтобы даже обычный потребитель перешел на использование энергосберегающих технологий. Я часто привожу пример. Если у нас транспорт, как правило, работает на газе, то повышение цены, если оно будет спонтанным и не будет учитывать внутреннюю специфику потребления, может привести к сокращению потребления газа. Если цена будет расти, мы не исключаем, что возможна такая перспектива.
А сегодня, ситуация такая — цены на нефть обвалились, потянув вниз стоимость бензина и дизельного топлива, а газ, допустим, растет. И к чему это может привести? Сокращению потребления, что убыточно для самого продавца. Это важнее цены.
Что касается Ирана, то мы всегда стремимся к диверсификации наших возможностей. Вопрос энергетической безопасности — не исключение. Но вряд ли, с точки зрения Армении, было бы правильной стратегией уходить от одной зависимости к другой. Мы будем работать над диверсификацией наших возможностей. Если гипотетически будет ситуация, при которой нам приходится искать альтернативные источники газа, тут уже нужны дополнительные вложения в инфраструктуру.
— Как главный переговорщик Армении по газу с Россией скажите, пожалуйста, тема газа в отношениях с Москвой — это чистая экономика или инструмент геополитики?
— Ответить на этот вопрос сложно. Почему? Потому что, мы сейчас стремимся добиться прозрачных и понятных механизмов формирования цены на газ. Мы хотим привести этот дискурс в экономическое поле, чтобы работали механизмы, регламенты ЕАЭС и рынка. Это сразу уберет компонент политики из этого сложного и чувствительного вопроса, что полезно для всех.
— Последний вопрос. Недавно глава МИД России Сергей Лавров, говоря об отношениях с Арменией в контексте цен на газ, призвал говорить откровенно и затронул тему судебных процессов, которые, по его словам, начались в последние пару лет в Армении в отношении совместных предприятий, включая ЗАО «Южно-Кавказская железная дорога». Российские компании испытывают сложности в отношениях с органами власти в Армении?
— Не хочу даже думать, что это так, ну хотя бы потому, что, кроме одного уголовного дела, других проблемных вопросов вы не назвали и мне о них не известно. У нас работает много компаний с российским капиталом, они работают практически во всех секторах нашей экономики. Идентифицировать одно уголовное дело как негативное отношение к бизнесам с российским капиталом я бы не стал. В Армении нет дискомфорта для российского капитала. Что касается конкретного случая, думаю, юридические аспекты обсуждаются компетентными органами сторон в конструктивном русле.
Аршалуйс Мгдесян
