Насколько изменится политика администрации Джо Байдена в регионе Южного Кавказа по сравнению с администрацией Трампа? Как трёхстороннее соглашение лидеров Армении, Азербайджана и России от 9 ноября и новые реалии в зоне конфликта скажутся на Минской группе ОБСЕ и сотрудничестве Москвы и Вашингтона в её рамках? Как при Байдене изменится американская политика в отношении Турции? Насколько реалистично возвращение США в ядерную сделку с Ираном?
На эти и другие вопросы ИАЦ VERELQ ответил директор Центра перспективных американских исследований ИМИ МГИМО, автор телеграм-канала «Пост-Америка» (@postamerica) Максим Сучков.
Какое видение у новой администрации США в отношении региона Южного Кавказа? Насколько изменится политика администрации Байдена в регионе по сравнению с администрацией Трампа?
Эта администрация уже дала понять, как следует из Временного стратегического руководства по национальной безопасности, что она намерена «оживить и модернизировать союзы и партнерства по всему миру». В этом смысле, скорее всего, американские отношения с Грузией могут получить какой-то новый импульс. Не обязательно содержательный, но политически значимый для Тбилиси.
Вопрос о преемственности и изменении внешнеполитического курса относится в целом к американской стратегии. «Внешнеполитический эгоизм» Трампа на практике довольно привлекателен, чтобы хотеть сохранить какие-то его элементы, поэтому полной ревизии ожидать не стоит. К противоречиям в региональных конфликтах (на Украине и в Сирии) – часть наследия Обамы – добавится хлесткая риторика демократов по вопросам прав человека и отношениям властей и оппозиции. В этом же направлении будет развиваться и санкционная политика США.
Кавказ, постсоветское пространство в целом, не выглядят приоритетными – центр глобальной геополитики для США сегодня – это Индо-Пацифика. Но как зона общего соседства двух значимых для США противников – России и Китая – и Южный Кавказ и Центральная Азия будут интересны как зона возможного давления на Москву и Пекин, и этот регион полностью игнорировать будет невозможно. Фигура помощника Госсекретаря по делам Европы и Евразии пока не определена, но «курировать» регион в Госдепартаменте, похоже, будет известная в регионе Виктория Нуланд. Сейчас она на третьей по значимости должности во внешнеполитическом ведомстве Америке.
Карабахский конфликт был единственным конфликтом на постсоветском пространстве, где позиции Москвы и Вашингтона более-менее совпадали и они сотрудничали друг с другом в рамках Минской группы ОБСЕ. Как трёхстороннее соглашение лидеров Армении, Азербайджана и России от 9 ноября и новые реалии в зоне конфликт а скажутся на этом сотрудничестве? Сохранится ли формат МГ ОБСЕ или Вашингтон и Москва начнут жестко конкурировать друг с другом в карабахском конфликте?
По итогам осенних событий, в отношении России США беспокоят три вещи: Усиление российского военного присутствия в зоне конфликта, укрепление политико-дипломатического влияния Москвы в качестве посредника и переформатирование всего механизма медиации конфликта от МГ ОБСЕ в сторону российско-турецких договоренностей. В этом смысле МГ ОБСЕ может номинально и сохранить свое существование, но по факту играть меньшую роль, хоть пока и выступает своеобразным международным институтом, легитимизирующим дипломатические решения. С другой стороны, если российское посредничество будет способствовать установлению долгосрочного перемирия, американцам не придется отвлекаться на этот фронт, с учетом тех внутренних проблем и внешних вызовов, которые у них сейчас есть. Да, на текущий момент США упустили инициативу в пользу России, но миротворчество – ответственный процесс, мандат российских миротворцев имеет конкретные сроки, а соглашения по безопасности с Турцией – это, как показала Сирия, всегда непросто. Поэтому сложившейся ситуации американцы не очень рады, но ничего смертельного для их интересов не произошло, а России придется потрудиться, чтобы грамотно реализовать разработанный план.
Как резкое ухудшение отношений США с Россией скажется на регионе Южного Кавказа?
Главный вывод, с которым демократы Байдена приходят во власть после четырехлетнего правления Трампа, — демократия в Америке и за ее пределами в опасности, и, чтобы восстановить былое лидерство США в мире, необходимо уверенно и настойчиво стать на ее защиту. Это общий знаменатель, под которым готовы работать все сотрудники Байдена вне зависимости от их места на идеологическом спектре Демократической партии. Такая позиция предполагает усиление давления на Россию, Китай и союзные США автократии Турции и Саудовской Аравии.
Если отношения между Москвой и Вашингтоном будут продолжать деградировать, важные для России проекты как Евразийский экономический союз (ЕАЭС) буду испытывать давление со стороны США и западных союзников, что может отражаться на участниках этих проектов. Но может быть и обратная связь: турбулентные процессы в регионе могут провоцировать ситуации, которые уже будут приводить к новым столкновениями интересов России и США.
Как при Байдене изменится американская политика в отношении Турции? В последние годы было налицо ухудшение американо-турецких отношений. Эта тенденция продолжится или традиционные союзники Вашингтон и Анкара все же найдут в ближайшее время общий язык?
Во время холодной войны, противостояние «советской угрозе» служило прочным основанием, на которое опиралось стратегическое взаимодействие США и Турции. Проблема Вашингтона в том, что подобная логика по-прежнему продолжает формировать отношение Вашингтона к Турции. После распада СССР он отводил Турции роль вожатого для тюркоязычных народов постсоветского пространства, убеждая себя, что Анкара будет и проводником американских интересов в регионе. Аналогичной логикой Вашингтон руководствовался спустя двадцать лет — с началом «арабской весны»: Турцию видели сначала гарантом стабильности и безопасности региона, потом ролевой моделью «светского ислама». При этом недооценивалось значение трансформаций в самой Турции, стремление турецких элит к доминированию на бывших османских землях. Это вело к новым разочарованиям и дальнейшей эрозии американо-турецких отношений.
Одни — прежде всего американские и турецкие «атлантисты» — стремятся этот процесс предотвратить. Они указывают на губительность для Турции «разрыва с Западом» и называют внешнюю политику Реджепа Эрдогана «стратегией обезглавленной курицы»: страна беспорядочно бегает «из одной авантюры в другую», создает много шума и нагоняет страх, но качественно усилению позиций на международной арене это не способствует.
Другие, на фоне «усталости от Турции» и своенравного турецкого лидера, полагают, что пора перестать притворяться, будто Турцию и США связывают единые ценности или даже интересы, признать невозможность возвращения к «норме» двустороннего партнерства времен холодной войны. Они предлагают просто отпустить Турцию в свободное плавание среди авторитарных восточных государств. Пожалуй, удачней всего восприятие Турции американскими элитами сформулировал президент Совета по международным делам Ричард Хаас: «Турция, может, и союзник, но не партнер».
Несмотря на раздражение двойной игрой Анкары с Москвой и Вашингтоном, ни администрация Трампа, ни теперь администрация Байдена не намерены «отпускать» Турцию. Работа со строптивым союзником требует терпения, последовательности и опыта. Именно поэтому новым послом США в Турции еще при Трампе стал Дэвид Саттерфилд — до этого занимавший должность помощника госсекретаря по делам Ближнего Востока. Назначение фактически главного куратора региона в Госдепе послом в Турцию было показательно с точки зрения стремления Белого дома попробовать еще раз нащупать новое основание для двусторонних отношений Американцы исходят из того, что истеблишмент Турции все равно в большей мере ориентирован на сотрудничество с США, чем с Россией, а прочные гарантии безопасности для Анкары возможны только «под зонтиком» НАТО. Текущая же задача американских дипломатов состоит в том, чтобы удостоверить турецких партнеров в уважении их интересов в их собственном «ближнем зарубежье». Пока при Байдене Саттарфилд сохранил свой пост.
Насколько реалистично возвращения США в ядерную сделку с Ираном?
Полагаю, сегодня основной вопрос о какой именно сделке идет речь. Ту которую подписали в 2015 или ту, на которой настаивает новая администрация, куда каким-то образом должны быть включены вопросы «регионального поведения» Ирана, а то и его ракетной программы. Надежды на скорое возвращение Вашингтона в СВПД строились, во-первых, на декларируемых намерениях демократов вернуться в сделку, их осуждении Трамповсого решения ее покинуть. Во-вторых, на том, что Байден привел в администрацию почти всех тех же людей, кто вел с иранцами переговоры при Обаме. Однако довольно быстро выяснилось, что намерения, высказываемые в период избирательной кампании в США, в реальной политике обрастают большим количеством нюансов, которые, в свою очередь, создают барьеры на пути к быстрому продвижению к цели. К тому же, за эти годы ситуация в мире и регионе изменилась. И хоть и люди с американской стороны те же, но требования более жесткие для иранской стороны, чем в первый раз. Да и иранцы требуют от США больше, чем те готовы дать, даже если убрать факторы «позерства» и дипломатической игры (отмена санкций, денежные компенсации за понесенный ущерб).
А пока стороны «уперлись лбами» приближается дата президентских выборов в Иране, где немалые шансы у иранских консерваторов. Идти им на уступки уже будет тяжелее демократам – республиканцы будут искать возможности отыгрывать очки за ту критику, которая в свое время изливалась на них.
Айк Халатян
