Что изменилось на постсоветском пространстве в уходящем 2019 году, какие ожидания от интеграционных процессов в рамках ЕАЭС и Восточного партнерства ЕС, планирует ли президент России Владимир Путин покинуть большую политику после 2024 года и как его возможный уход повлияет на политику России? Об актуальных проблемах уходящего года и некоторых вопросах ближайшего будущего корреспондент VERELQ побеседовал с главным редактором журнала «Россия в глобальной политике», председателем президиума СВОП Федором Лукьяновым.
Федор Александрович, в 2024 году российскую элиту ожидает серьезное испытание: завершится последний президентский срок Владимира Путина. Уже сейчас обсуждается вопрос – уйдет ли Путин из большой политики и как это повлияет на российскую систему власти. Что ожидает Россию в 2024 году?
По российскому закону и Конституции, после 2024 года Путин не может быть президентом. Президент России ни разу не давал основания полагать, что он собирается каким-то образом менять закон. Наоборот, он подчеркивает, что строго следует Конституции. Я абсолютно убежден, он уйдет с поста президента. Это не значит, что он улетит на Марс. Естественно какая-то роль в политической системе у него останется. Это вот один из интересных вопросов, помимо того кто будет претендовать на должность президента. Понятно, что в нашей ситуации, это может быть человек, который получит одобрение Путина. Однако также интересно то, какую позицию займет Путин, сохраняя влияние, но постепенно уходя от реальной власти. Я пока не вижу никаких оснований, почему этого не может случиться.
Предпринимаются ли в настоящее время какие-либо шаги для адаптации системы к уходу Путина?
По-моему, ничего. Нет никаких проявлений того, что что-то происходит. Все идет нормально. Путин на все вопросы о будущем говорит одно и то же почти 4,5 года – «рано…». Я не знаю, происходит ли что-то внутри власти. А я, честно говоря, думаю, что пока ничего не происходит. Путин известен тем, что он не любит принимать решение досрочно. У него в представлении есть какие-то определённые сроки, довольно близкие к моменту, когда должны происходить перемены, и он принимает решение. До этого, он старается наблюдать. Но, тем не менее, уход Путина – серьезное испытание для системы. По объективным причинам система возникла вокруг него. Он не просто назначенец или избранный человек, но стержень этой системы. Пожалуй, это главная часть его исторической миссии – обеспечить плавный переход этой системы к более диверсифицированному формату, что он, наверно, будет делать.
Что будет с Евразийским экономическим союзом (ЕАЭС), который во многом возник стараниями российского лидера?
Ничего не будет с ЕАЭС. Как раз я думаю, что ЕАЭС один из успешных проектов, который объективно приобретает смысл. От чисто политической декларации, который когда-то был сделан, за истекшие годы ЕАЭС стал более оформленным объединением, и он наполняется содержанием. И самое важное, меняется вокруг все. Формирование ЕАЭС многие сначала восприняли как нечто, сделанное в пику Европе и интеграционному формату «Восточное партнерство». В настоящее время многое изменилось, Европа не хочет и не может кого-то куда-то интегрировать. С другой стороны появился фактор Китая, который выходит на евразийское пространство со своими проектами. Они не интеграционного характера, они другого рода, но, тем не менее, очень напористые. Думаю, ЕАЭС будет не только продолжать успешно функционировать, но может расшириться. Например, Узбекистан… Недавно был в Самарканде, прощупал настроения. Мне кажется, там вполне серьезно рассматривают вопрос присоединения к ЕАЭС. Кстати, для Узбекистана это действительно будет иметь смысл. В этом плане одна из задач Путина, как мне кажется, это обеспечение продолжительного развития ЕАЭС, поскольку в нем он видит один из компонентов своего политического наследия.
Параллельно с развитием ЕАЭС мы наблюдаем, как между Россией и Белоруссией формируется Союзное государство. Зачем нужно формировать объединение внутри другого объединения?
Это тоже часть интеграции. Если брать тот же ЕС, там ведь тоже есть понятие «Европа разных скоростей». Какие-то страны больше готовы к глубокой интеграции, какие-то меньше. Союзное государство возникло раньше, чем ЕАЭС. Степень взаимосвязи экономик России и Белоруссии очень велика, и мне кажется, сейчас встал вопрос перехода на качественно другой уровень интеграции. Зависимость Белоруссии от России гораздо выше, чем скажем Казахстана или даже Киргизии. Никто, как мне кажется, не претендует на политический суверенитет Белоруссии. Хотя президент Лукашенко часто этим пугает свою общественность, но это скорее форма, чем содержание. На самом деле, Союзное государство, как ядро внутри ЕАЭС, будет просто более мощная экономическая единица. Это никак не повлияет на целостность евразийского формата. Разве что процесс торга между Москвой и Минском по двусторонним вопросам может повлиять на темпы развития ЕАЭС.
Другой вопрос, что формирование Союзного государства произойдёт не так быстро и не так легко. Откровенно говоря, назначением нового председателя Евразийской экономической комиссии (от Белоруссии), Лукашенко показал, что не хочет ничего форсировать. Он неслучайно назначил на этот пост своего проверенного давнего соратника, а во-вторых человека, находящегося не в рассвете своих политических сил, а скорее уже на спаде. Повторюсь, этим он показал, что не желает ничего форсировать, в том числе в рамках ЕАЭС. Думаю, он полагает, что чем больше этот процесс будет длиться, тем больше возможностей для более выгодных решений для Минска. В плане ЕАЭС это не очень полезно, поскольку в настоящее время интеграционному формату для развития необходимы более энергичные действия. Кстати, годы председательства Тиграна Саркисяна на посту главы Евразийской экономической комиссии были очень удачными. Он оказался очень компетентным человеком. У него были и опыт, и знание, и само главное, желание продвигать развитие евразийского объединения.
Вопрос глубокой интеграции между Белоруссией и Россией у некоторых экспертов и политиков разбудил фобии относительно того, не является ли это попыткой воссоздания мини СССР, и что за Белоруссией на эти рельсы встанут другие страны ЕАЭС.
Нет, повторюсь, отношения России и Белоруссии в нынешней форме начались задолго до возникновения Евразийского экономического союза. Действительно, все сейчас апеллируют к документам в плане создания Союзного государства, которым 20 лет. Все то, что сейчас хотят продвинуть на экономическом направлении, было заложено еще тогда. Это не может быть моделью для отношений с другими странами. Это точно. Даже с Белоруссией, политическое составляющее, то есть отказ страны от политического суверенитета, на мой взгляд, исключено. Белорусам это тоже не к чему. Даже тем гражданам Белоруссии, для которых распад СССР был неприятной неожиданностью, они все равно привыкли, что это независимое государство. Кстати, здесь есть гигантский вклад Лукашенко в создании собственной суверенной идентичности. Довольно своеобразное конечно, но все же… И для России это совершенно бессмысленно. Зачем это надо? Амбиций воссоздавать империю нет. Воссоздавать империю – безумие, это глупо. В современном мире это никому не нужно. Воссоздавать связи экономической взаимозависимости, да, но это совсем другое.
До кризиса на Украине мы наблюдали жесткое соперничество между Россией и Западом за сферы влияния на постсоветском пространстве. Сейчас этого нет, почему?
Знаете, эпоха, когда страны бывшего СССР строили свою политику на лавировании с целью использовать противоречия геополитических игроков в свою пользу, заканчивается. Данная эпоха подходит к концу, прежде всего потому, что эти самые геополитические игроки больше не желают эту игру вести. Во всяком случае, не в той степени, как раньше. Данное соперничество начало активно набирать обороты с 2000-х гг. и достигло своего апогея во время кризиса на Украине, когда все-таки считалось, что расширение евроатлантических институтов необратимо и безальтернативно. А сейчас ясно, что после украинской катастрофы, после тех перемен, которые происходят в ЕС и НАТО, уже понятно, что этого не будет. Все это снято с повестки дня, а соответственно интерес к этим странам резко снижается. В России тоже, несмотря на резкие заявления и мракобесные призывы некоторых политиков, на самом деле активно идет процесс осмысления – а нам это зачем? То есть, если раньше была позиция – априори мы должны так или иначе привязать к себе эти государства постсоветского пространства, сейчас не то, чтобы от этой идеи отказались, но задаются вопросом: «чтобы что, зачем?»…
Федор Александрович, например, Грузия – это же часть Кавказа, государство-транзитер энергоресурсов, а также по большому счету тыл для операции в Сирии…
Тыл для операции в Сирии, конечно, очень условное описание ситуации. Хорошо бы, конечно, чтобы страна находилась в орбите политики России, но в том-то и дело, что возникает вопрос – нужно ли ради этого предпринимать сверх усилия? Получается, что в некоторых случаях не надо. А это означает, что для этих стран возникает вопрос, на чем тогда строить внешнюю политику. Ну вот Украина, Молдова, Грузия, что им делать, если сейчас не платят большую цену за геополитический выбор. У них все строилось на том, что вот мы ценный актив и за нас ведут борьбу большие игроки.
Теперь многое изменилось, им фактически говорят – «ребята вы сами за себя». Даже на примере Украины это все больше проявляется. Украине говорят, что мы вас конечно русским не дадим, не бросим, но слишком и не надейтесь. Таким образом, наступает момент, когда государствам, возникшим после распада СССР, надо доказать, что они сами по себе жизнеспособны и перспективны. До сих пор их важность была по умолчанию. Раз распался СССР, по границам образовались страны, то уже есть интерес к ним. То, что ты образовался из-за чужих усилий, это еще не значит, что ты доказал свою важность и жизнеспособность.
Беседовал Аршалуйс Мгдесян
