Выстраивание «архитектуры» безопасности в евразийском регионе становится все более сложной задачей в связи с появлениями новых вызовов в этой сфере, которые пока не слишком хорошо осознаются ведущими державами, продвигающими свои проекты евразийской интеграции.
По мнению экспертов, в России властям надо гораздо больше внимания обращать на такие новые тренды, как увеличение миграционного потока мусульман, не связанного с экстремизмом, усиление среднеазиатского влияния в террористических сетях, а главное, более тщательно подходить к анализу причин, выталкивающих людей в экстремистское поле.
Как пишет EADaily, круглый стол, посвященный югу России и Кавказу в контексте новых вызовов евразийской безопасности, стал очередным мероприятием из цикла «Мегарегион Большой Евразии», организованным Центром междисциплинарных гуманитарных исследований Южного федерального университета. Предыдущие дискуссии были посвящены проблемам евразийской интеграции Армении и Азербайджана.
Безусловно, ключевым аспектом темы безопасности на юге России и Кавказе в ближневосточном измерении является пусть и замедлившийся, но по-прежнему продолжающийся отток жителей этих регионов в Сирию и Ирак с целью участия в боевых действиях под знаменами экстремистов. Количественно этот процесс измеряется в тысячах человек, которые фактически становятся потерянными для своих стран — во всех возможных смыслах.
Например, из Азербайджана, привел статистику заместитель главного редактора бакинского аналитического журнала «Регион Плюс» Фуад Гусейналиев, отправились воевать на стороне ИГ (организация, запрещенная в России) уже 900 человек, из которых большая часть «благополучно» отправилась в мир иной. Еще около 150 человек были лишены гражданства, а порядка 80 были осуждены после возвращения в Азербайджан. Из Турции, которую также можно считать полноценной частью региона Большого Кавказа, учитывая все многообразие связей с этим регионом, в 2012—2015 годах, на территорию ИГ переселились порядка 10 тысяч граждан, причем 60% из них составляли семьи.
Однако этот «пассионарный авангард» выглядит сравнительно небольшим в сравнении с предполагаемой базой поддержки экстремистов «на местах». Профессор Университета экономики и технологий Торговой палаты и Биржи Турции Исмаил Тогрул отмечает, что к радикальным слоям, поддерживающим ИГ, можно отнести до 10% населения страны. «К сожалению, наше политическое руководство долго не закрывало границу с Сирией, хотя и в этом случае всегда нашлись бы те, кто смог бы через них перебраться и вдобавок на этом заработать — протяженность границы составляет 900 километров. К тому же мы не воюем с Сирией, а без законных оснований Турция на границе задерживать никого не может. Упущения, конечно, есть», — прокомментировал Тогрул давно сложившуюся ситуацию, когда Турция фактическим оказалась транзитным «хабом» на пути в ИГ из многих стран мира.
По мере развития успехов сирийских и российских войск в борьбе с ИГ масштаб этого транзита будет снижаться, но созданная экстремистами сетевая структура далеко за пределами Сирии выглядит не менее опасным противником. Кроме того, значительную опасность представляют «одинокие волки», не имеющие постоянных связей с ИГ, но разделяющие ее идеологию и ассоциирующие себя с ней.
По словам старшего научного сотрудника Центра проблем Кавказа и региональной безопасности МГИМО Ахмета Ярлыкапова, данные различных опросов показывают, что степень воодушевленности действиями экстремистов среди мусульманской молодежи на Кавказе очень велика. В частности, в Дагестане от 3 до 8% опрошенных молодых людей не скрывают, что готовы присоединиться к ИГ, а сомневающихся по этому вопросу почти 31%. Первопричина этого, подчеркивает Ярлыкапов, — значительный запрос на социальную справедливость: эта тема возникает с первых же минут общения в рамках любой фокус-группы. При этом в рядах экстремистов нередко оказываются не представители социальных низов, а дети прокуроров, чиновников или депутатов — по данным МВД Дагестана, до 80% уехавших относятся к людям, которые не сталкивались с серьезными материальными проблемами.
Кроме того, отметил Ахмет Ярлыкапов, фактически не изученным остается поток эмигрантов с российского Кавказа, которые уезжают в Египет, Турцию и другие государства большого Ближнего Востока с мирными целями, просто из желания жить в мусульманской стране. По мнению эксперта МГИМО, этот процесс можно условно назвать «новой хиджрой», хотя за ним могут скрываться не только мотивы протеста против западной глобализации, бездуховности и всеобщего культа потребления, но и вполне рациональные мотивы — в частности, невозможность реализоваться в бизнесе у себя на родине.
Связь между проблемами безопасности и деловым климатом на Северном Кавказе представляется чрезвычайно значимой для понимания многих процессов в регионе, причем далеко за пределами экономической сферы. В 2010 году, в момент создания СКФО во главе с бывшим крупным бизнесменом Александром Хлопониным в качестве полномочного представителя президента (на тот момент — Дмитрия Медведева), государство прямо декларировало, что ускорение экономического развития региона — залог решения проблем безопасности. Однако спустя семь лет приходится констатировать, что задача сократить отставание Северного Кавказа от среднероссийских показателей социально-экономического развития не просто не решена — государство фактически по умолчанию признало незыблемость сложившегося порядка.
В последнее время региональный вектор инвестиционной активности государства и крупных госкомпаний очевидно сместился на Дальний Восток, а большинство модернизационных проектов для Кавказа, наподобие медицинского кластера на Кавминводах или «Каспийского хаба», существуют главным образом на бумаге.
В прошлогоднем рейтинге инвестиционной привлекательности регионов России агентства RAEX все без исключения республики Северного Кавказа оказались в последней десятке по уровню инвестиционных рисков — на таких же позициях они находились и в начале десятилетия. Но если кризис 2008—2009 годов российский Кавказ почти не ощутил, то нынешний кризис ударил по всем без исключения регионов, актуализировав хорошо известный принцип: сильные становятся еще сильнее, а слабые — еще слабее. В этом смысле показательны определенные успехи Ставропольского края, который в упомянутом рейтинге по интегральному уровню инвестиционных рисков занял очень высокую 16 строчку (при не менее высоком 23 месте по уровню инвестиционного потенциала).
Однако углубление и прежде немалого разрыва между Ставропольским краем и республиками Северного Кавказа — это очень тревожный процесс, поскольку он лишь обостряет многие конфликты, прежде всего между коренным населением Ставрополья и потоком мигрантов из близлежащих регионов — при нарастающем отъезде жителей из многих районов края. Последний момент особенно акцентировал в своем выступлении на круглом столе завкафедрой зарубежной истории, политологии и международных отношений Северо-Кавказского федерального университета Игорь Крючков. При этом, по его словам, фактическим инструментом легализации миграции, прежде всего из Средней Азии, становится поступление в ставропольские вузы.
Иными словами, Северный Кавказ продолжает оставаться хронически недоинвестированным регионом, и одним из проявлений этого процесса является фактический провал в таком направлении, как привлечение капиталов соотечественников, живущих за рубежом. По словам Ахмета Ярлыкапова, ногайцы, живущие в Турции, за последние годы вложили порядка миллиарда долларов в Казахстан, хотя эти деньги, пусть даже частично, вполне могли достаться российскому Кавказу. «У нас есть серьезные административные препоны при реализации бизнес-проектов, и это отторгает соотечественников, желающих переселиться в Россию», — добавляет директор Института истории, филологии и СМИ Кабардино-Балкарского госуниверситета Муслим Тамазов.
В числе новых вызовов для безопасности в кавказском регионе эксперты также отмечают нарастающую роль среднеазиатского фактора. «Я стал чаще встречать выходцев из Средней Азии в Дагестане, чем в Москве», — констатировал руководитель лаборатории по вопросам противодействия идеологии экстремизма и терроризма Дагестанского госуниверситета народного хозяйства Хабиб Магомедов. По его словам, это может быть связано не только с чисто экономическими причинами.
«Лидеры ИГ благословляют своих сторонников уезжать из мест боевых действий: надо будет — мы вас найдем, — отметил Магомедов. — И если сегодня представители Средней Азии возвращаются из Сирии и проникают на Кавказ, несложно прогнозировать, что будет дальше — по тем же схемам в свое время действовали Басаев и Хаттаб. Дагестан уже был полигоном для экстремистов: все начиналось с появления людейв арабской одежде и быстро привело к „хиджре“. Сегодня нужно глубже изучать логику тех, кто становится сторонником ИГ, но этого не происходит». «Внутренний терроризм имеет уже не кавказское, а среднеазиатское лицо, — констатирует профессор Института социологии и регионоведения ЮФУ Игорь Добаев. — Но здесь у нас по-прежнему нет никакой адекватной информации».
«Осознанной государственной политики по отношению к Кавказу как не было, так и нет, — резюмировал дискуссию директор Центра междисциплинарных гуманитарных исследований Николай Трапш. — Следствием этого становится ситуативное реагирование на проблемы, напоминающее добычу сланцевого газа: сиюминутный эффект высокий, но об отложенных последствиях никто не думает. Причина этого не только в неэффективности бюрократических структур, но и в отсутствии внимания к экспертным мнениям».
