В интервью VERELQ старший научный сотрудник Аналитического центра APRI Armenia Бениамин Погосян поделился своим видением будущей внешней политики администрации Дональда Трампа. Эксперт проанализировал основные направления возможной стратегии США по ключевым международным вопросам - от урегулирования конфликта в Украине до ситуации на Ближнем Востоке и Южном Кавказе. По мнению Погосяна, главной целью политики Трампа может стать сдерживание российско-китайского сближения, а прекращение военных действий на территории Украины рассматривается лишь как инструмент для достижения этой цели.
На фото: старший научный сотрудник Аналитического центра APRI Armenia Бениамин Погосян
Г-н Погосян, как вы думаете хватит ли у Дональда Трампа и его будущей президентской команды ресурсов для реализации повестки установления мира на территории Украины, которую они активно продвигали во время предвыборной гонки? Какой будет их программа-минимум и максимум по украинскому кризису?
Мне сложно давать какие-то четкие прогнозы по поводу того, какой будет политика США на украинском фронте после января 2025 года, когда Дональд Трамп станет полноправным хозяином Белого Дома. Однако в целом, я могу предположить, что все-таки Трамп будет стремиться остановить военные действия на территории Украины. Между тем само по себе установление какого-то перемирия на Украине не является конечной целью Трампа и его администрации. Это лишь промежуточное звено или действие, направленное на реализацию его главной цели, а именно торможение или приостановка процесса сближения России с Китаем. Как мне кажется, в понимании новой американской президентской администрации будущее военных действий на территории Украины является лишь инструментом для замедления российско-китайского сближения.
В оценке политики новой администрации США в отношении России можно предположить наличие двухуровневой стратегии. Если она действительно есть, то программа-минимум, вероятно, направлена на прекращение активных боевых действий на Украине даже без формального документального оформления. В качестве программы-максимум может рассматриваться достижение официального перемирия между Россией и Украиной, закрепленного юридически обязывающим документом, по аналогии с Минскими соглашениями. При этом подписание полноценного мирного договора на данном этапе представляется маловероятным.
Удастся ли новому президенту США, с учётом того что его политическая сила - Республиканская партия контролирует также Палату представителей и Сенат, урегулировать отношения с Россией вплоть до ослабления санкционного режима?
Будущее российско-американских отношений в значительной степени определяется возможностью достижения договоренностей между Москвой и Вашингтоном по урегулированию ситуации вокруг Украины. Для России принципиальным вопросом является получение надежных гарантий того, что потенциальное прекращение военных действий не станет лишь тактической паузой, во время которой будет происходить наращивание военного потенциала Украины за счет западной помощи, что может привести к возобновлению конфликта через несколько лет.
Серьезным препятствием на пути к урегулированию остается правовой статус территорий, находящихся под российским контролем.
Ситуация осложняется тем, что по международному праву Украина сохраняет законное право на ведение боевых действий для возвращения территорий, которые международное сообщество считает оккупированными. При этом признание этих территорий российскими со стороны США и Европейского Союза представляется маловероятным в обозримой перспективе. В этих условиях ключевым вопросом становится способность США предоставить России реальные, действенные гарантии того, что возможная заморозка конфликта будет иметь долгосрочный характер, рассчитанный на десятилетия, а не станет краткосрочной передышкой на 4-5 лет. В том числе от решения этого вопроса во многом зависит возможность достижения какого-либо соглашения между сторонами.
Среди части республиканской элиты во время президентства Байдена была актуальной задача обеспечения стратегического нейтралитета России от Китая, чтобы переориентировать все свои ресурсы на сдерживание Китая. Стоит ли ожидать реализацию такой внешней политики?
Для Соединенных Штатов, особенно для части республиканской элиты, Китай остается главным стратегическим вызовом, что требует концентрации ресурсов на азиатско-тихоокеанском направлении. Однако продолжающиеся конфликты в Восточной Европе и на Ближнем Востоке существенно ограничивают возможности США по перераспределению своих ресурсов в нужном направлении.
Особую озабоченность Вашингтона, как я уже говорил выше, вызывает усиливающееся сближение России и Китая. При этом даже сценарий, при котором Россия может оказаться в роли младшего партнера или в значительной зависимости от Китая, рассматривается американской стороной как нежелательный. Несмотря на то, что некоторые в США могут расценивать такое развитие событий “как определенное унижение России”, однако это не решает стратегических проблем Вашингтона. В этом контексте одной из приоритетных целей американской внешней политики становится сдерживание российско-китайского сближения, независимо от того, происходит ли оно на равноправной основе или с явным доминированием одной из сторон. Такое сближение рассматривается как существенный вызов американским интересам в глобальном масштабе.
Как поступит администрация Трампа касательно Ближнего Востока? Повестка мира в этом регионе даст сбой, и администрация Трампа будет открыто поощрять наступательную войну израильской армии?
Политика США в отношении Ирана становится определяющим фактором развития ситуации на Ближнем Востоке, особенно в контексте продолжающихся прокси-конфликтов между Ираном и Израилем в секторе Газа и Ливане. Действия администрации Байдена в регионе вызывают множество вопросов, и возвращение Трампа к власти может привести к существенным изменениям в американской стратегии.
При президентстве Трампа высока вероятность возобновления политики "максимального давления" на Иран. Хотя прямая смена режима в Тегеране может и не являться непосредственной целью такой политики, основной задачей видится принуждение Ирана к заключению нового соглашения с США на существенно более жестких условиях. Трамп последовательно и резко критикует ядерную сделку 2015 года, считая ее чрезвычайно выгодной для Ирана и крайне невыгодной для западных стран, настаивая на необходимости её замены новым, более строгим документом.
Для достижения этой цели вероятно использование широкого спектра инструментов экономического давления, включая санкции и другие ограничительные меры. Однако эффективность такой политики может быть ограничена, особенно в том, что касается влияния на торговые отношения Ирана с Китаем, который остается крупнейшим покупателем иранской нефти. Существенным вопросом остается и то, будет ли политика "максимального давления" включать поддержку военных действий, в том числе возможных точечных ударов Израиля по иранским объектам.
Какое место займёт Южный Кавказ и, конкретно, Армения во внешней политике администрации Трампа? Некоторые эксперты, с учётом опыта предыдущего президентского срока Трампа даже предрекают новую войну со стороны Азербайджана, отмечая, что Трамп не будет активно заниматься армяно-азербайджанским урегулированием и руки Алиева будут развязаны. Это так?
Южный Кавказ традиционно не входил в число приоритетных направлений внешней политики США, и Вашингтон никогда не имел четкой стратегической концепции в отношении этого региона. Несмотря на активизацию медиаторских усилий администрации Байдена в армяно-азербайджанском урегулировании, включая организацию встреч министров иностранных дел в 2023-2024 годах и личные обращения президента США к лидерам обеих стран, американская политика в регионе характеризуется преимущественно декларативным подходом.
Показательным примером разрыва между риторикой и реальными действиями стала ситуация в Нагорном Карабахе в сентябре 2023 года. Несмотря на публичные заявления о недопустимости этнической чистки армянского населения, США не предприняли конкретных мер против действий Азербайджана после развязанных им боевых действий в Нагирном Карабахе, что привело к массовому исходу армянского населения оттуда.
В контексте возвращения Трампа к власти степень американского присутствия на Южном Кавказе будет во многом зависеть от результатов потенциальных переговоров между США и Россией по украинскому вопросу и российско-китайским отношениям. В случае достижения определенного взаимопонимания по этим ключевым вопросам вероятно дальнейшее снижение американской активности в регионе, что может привести к усилению российских рычагов влияния.
При этом позиция России в регионе осложняется неудовлетворенностью политикой как Армении, так и Азербайджана. События сентября 2023 года в Нагорном Карабахе, произошедшие несмотря на присутствие российских миротворцев, воспринимаются в Москве “как публичное унижение” со стороны Баку. Хотя Азербайджан предпринимает попытки сглаживания ситуации, в том числе через демонстрацию готовности к сотрудничеству с Россией в противодействии западному влиянию, память об этих событиях сохраняется.
Одновременно существуют серьезные вопросы и к политике армянского правительства.
Так что да, если будет какое-то взаимопонимание между США и Россией, то мы будем иметь Южный Кавказ, где у России больше рычагов, и где у Москвы больше вопросов и к Азербайджану, и к Армении.
