После того, как 14 мая член Коллегии (министр) по торговле Евразийской экономической комиссии (ЕЭК) Андрей Слепнёв заявил, что в ближайшее время Иран и ЕАЭС начнут переговоры о создании совместной зоны свободной торговли (ЗСТ), как и после ряда перспективных заявлений Китая и Индии (в том числе на переговорах председателя Си Цзиньпина с премьер-министром Нарендрой Моди в Сиане – визит, кстати, начался тоже 14 мая), всё более осязаемым становится ощущение того, что Евразия в действительности делает попытки ускорения своей внутриматериковой консолидации. Причём в случае диалога ЕАЭС-Иран Слепнёв однозначно обратился к опыту армяно-иранского сотрудничества: «Мы договорились о том, что будем проводить плотные консультации с армянскими бизнесменами и регуляторами в отношении выработки подходов к этим переговорам, учитывая большой опыт торговли Армении и наличия у неё сухопутной границы с Ираном».
Данное заявление функционера ЕЭК напомнило, что ещё 8 мая в ходе визита в Москву и участия в заседании Высшего Евразийского экономического совета президент Армении
Серж Саргсян заявил о необходимости расширять географический ареал сотрудничества с ЕАЭС, в частности, посредством налаживания более тесных связей с Ираном. А во время зимнего визита в Иран премьер-министра Армении
Овика Абрамяна, все иранские собеседники главы армянского правительства, начиная с президента ИРИ
Хасана Роухани, помимо темы экономических связей, обязательно говорили о том, что проблемы терроризма – это общая угроза против человечества, и призвали к коллективным усилиям по борьбе с этим явлением. «Иран и Армения вместе с другими странами региона должны объединить усилия в борьбе с терроризмом», - заявил президент Ирана. Нет никакого секрета – в Тегеране отлично осведомлены о ситуации как в Закавказье (допустим, о летних попытках Азербайджана дестабилизировать положение путём диверсионно-подрывных операций на фронтах), так и в Сирии с Ираком. Иран также прекрасно знает о трагическом положении армян Сирии и Ирака. Обвинения иранских официальных лиц в связи с поддержкой терроризма в различных регионах, а в особенности в Сирии и Ираке, адресованы США, Израилю, Турции, Евросоюзу и их арабским союзникам-марионеткам в лице Саудовской Аравии и Катара. Кстати, тогда Армения и Иран особо затрагивали и вопрос вступления Еревана в ЕАЭС со 2 января текущего года. А вице-президент Ирана
Эсхак Джахангири отметил, что Иран заинтересован в использовании территории Армении в качестве транзитного маршрута для экспорта товаров в Россию. Впрочем, думается, что «обратный» вариант – использование территории Ирана в качестве транзитного маршрута для экспорта товаров и продукции, причём не только в РФ – также обсуждался.
Известно, что по вопросам борьбы с терроризмом Иран взаимодействует с Шанхайской организацией сотрудничества (ШОС), а также стремится к полноправному членству в этой международной структуре. Именно поэтому сегодня уместно предположить, что, с учётом статуса страны-наблюдателя при Парламентской ассамблее ОДКБ СНГ, Иран и при взаимодействии с ЕАЭС по блоку экономических вопросов и свободной торговли также будет рассчитывать на взаимодействие и по второму глобальному вопросу, - т.е. региональная безопасность и совместная борьба с терроризмом, что и было, в сущности, передано через армянского премьера ещё зимой. Искать причины столь заметной активизации Ирана (как по экономике с торговлей, так и по вопросам региональной безопасности), безусловно следует в том, что Тегеран не уверен в расширении диалога с Западом относительно иранской ядерной программы. Это означает, что руководители Ирана всерьёз сомневаются в перспективном будущем своих отношений с Западом – не зря, как известно, Духовный лидер ИРИ аятолла
Сейед Али Хаменеи запретил вести переговоры с США и Европой по трём принципам, из которых один – именно внутриполитическая ситуация в Иране. В Тегеране, должно быть, хорошо помнят, что занимавший в 2011 г. должность спецпосланника Госдепартамента США по евразийским энергетическим вопросам
Ричард Морнингстар заявлял: «Наша позиция по Ирану остаётся неизменной - мы не видим места для иранского газа в Южном коридоре при нынешнем руководстве данной страны…». Значит, Иран постоянно начеку и ждёт от Запада продолжения подрывных акций внутри страны – отсюда и озабоченность Тегерана о совместной борьбе в регионе с терроризмом и за безопасность в целом. Тем более что совсем недавно внешние круги попытались дестабилизировать ситуацию в курдонаселённых регионах Ирана (так называемые акции протеста с рефреном «Мы все – Фариназ» и т.д.). И понятно, что никакого доверия у Ирана ни к Западу, ни к Турции и т.д. не было, нет и не будет – в Тегеране понимают, что главной целью его оппонентов является смена режима и, возможно, даже дезинтеграция Ирана.
Новые реалии, с учётом будущих переговоров ЕАЭС-Иран и новой попытки индийско-китайского сближения, как и беспрецедентного двустороннего сближения Россия-Иран (в том числе в сфере военно-технического сотрудничества) неминуемо выдвинут в повестку дня и вопрос о взаимодействии в борьбе с терроризмом и за региональную (точней – материковую) безопасность. Ведь во многих случаях, как и с террористической группировкой «Исламское государство», издевающейся над народами Ирака и Сирии, и у Ирана, и у России есть доказательства того, что к истокам создания террористических групп причастны спецслужбы США, Турции и ряда других стран. И в особенности эта тематика актуальна именно для Ирана – он на протяжении многих десятилетий сталкивается с террором то неких иранских «студенческих революционеров» из «Моджахеддин-э-хальк», то с некими курдскими группировками (например, PEJAK), то с действиями всяких «фронтов освобождения Южного Азербайджана», то с белуджской бандой «Джундуллах», и т.д. Но в случае с Закавказьем и, конкретно, Арменией движущей силой заинтересованности Ирана в тесном взаимодействии с ЕАЭС, ШОС и ОДКБ СНГ могли стать сведения о том, что США навязали Грузии размещение базы для подготовки боевиков «сирийской оппозиции». Или «слух» о том, что примерно такое же американцы хотят «продавить» и через власти Армении. Или – сам ход развития курдской драмы, положение других меньшинств в Сирии и Ираке. Одним словом, назревает усовершенствованный подход к вопросу об общей безопасности в Закавказье и вокруг него. Причём с упором именно на региональные силы.
Это напоминает ситуацию в регионе после августа 2008 г., когда внезапно
Реджеп Тайип Эрдоган (тогда – премьер-министр Турции) выступил от имени Анкары с предложением сформировать «Кавказскую платформу». Публично турки говорили о формате «3+2», т.е. Азербайджан, Армения, Грузия совместно с «опекунством» Турции и России. Не будем вдаваться в мельчайшие подробности тогдашних переговоров, консультаций и озвучивавшихся предложений, но, как оказалось уже к октябрьской Международной Тегеранской конференции 2008 г., турки предлагали свой формат «Кавказской платформы» при «особой роли» США и ЕС. То есть, на самом деле, Анкара стремилась навязать региону (да и России) формат сотрудничества по безопасности в виде «3+2+2». Уже в ноябре того же года на крупном форуме в Анкаре представители российского экспертного сообщества предложили туркам «на выбор» два альтернативных формата: 1) «3+3», т.е. подключение Ирана; 2) когда же турки категорически выступили против участия Ирана в «Кавказской платформе», то прозвучал формат «3+2+3», с учётом изменившихся административно-политических реалий Закавказья, т.е. наличия в регионе двух частично признанных независимых республик (Абхазии и Южной Осетии) и одной де юре не признанной (Нагорно-Карабахская Республика). Второй альтернативный формат вызвал бурю негодования со стороны организаторов форума в Анкаре, на что от российских экспертов последовал также намёк на то, что в регионе, в сущности, ещё есть и два автономных гособразования, которые также можно начать учитывать при создании «Кавказской платформы». Несколько отвлекаясь от основной темы, отметим – автономий в Закавказье сейчас только две, Аджария и Нахичевань, и какой-либо пересмотр их статусов почти автоматически может привести и к пересмотру Карсского и Московского договоров 1921 г., что также неминуемо приведёт к изменению всей геополитики Закавказья.
Тем не менее, после 2008 г. турецкая сторона глубоко задумалась, и в июне 2009 г. на самом высшем уровне Анкара признала возможным участие Ирана в «Кавказской платформе», т.е. была принята формула «3+3». Но уже в июле того же года, под давлением США и ЕС, турки дезавуировали свои же заявления – разумеется, Вашингтон и Брюссель не устраивало их отстранение от рычагов манипулирования действиями закавказских республик. В то же время Иран и после этого неоднократно подтверждал, что готов к любому формату сотрудничества по безопасности в регионе, исключающему участие внерегиональных сил, т.е. как раз США и ЕС. И все прекрасно знают, что осенью 2014 г. Ирану и России удалось, наконец, убедить государства Прикаспия и подписать аналогичный документ о сотрудничестве по безопасности в бассейне Каспийского моря без участия внерегиональных сил. Сегодня, однако, этот вопрос становится жизненно важным и для всего Закавказья. Более того, есть все резоны в дальнейшем требовать, чтобы последующие региональные обсуждения и мероприятия, допустим, возможных диалогов в рамках ЕАЭС и вытекающих из логики данной структуры инициатив, как и диалогов в рамках «Восточного партнёрства ЕС», шли с учётом нового формата коллективной безопасности и торгово-экономического сотрудничества в Закавказье.
В 2015 г. ситуация в регионе в какой-то мере ещё сложней, чем в 2008-м. Грузия, что называется, на перепутье и пока остаётся в орбите геополитических приготовлений США. Турция то пытается возражать России и Ирану по ряду вопросов, то отдаёт предпочтение своим экономическим и энергетическим интересам. Азербайджан мечется между противоборствующими стратегическими «игроками», попутно постоянно шантажируя и регион, и мир угрозами возобновления войны. Поэтому, по всей видимости, придётся терпеливо разъяснять этим проблемным государствам выигрышность формата сотрудничества по коллективной безопасности в виде «3+3+3», т.е. не только Россия, Иран,Турция + Азербайджан, Армения и Грузия, но и Абхазия, Южная Осетия и НКР. Отход от данного формата к формату «3+3» (т.е. без участия Абхазии, Южной Осетии и НКР) может быть сохранён лишь как запасной и временный вариант. Доминирующим принципом обоих вероятных форматов должно стать, как и на Каспии, исключение участия внерегиональных сил. Конечно, отдельно встанет, рано или поздно, вопрос участия Турции в НАТО, ведь это предполагает присутствие на турецкой территории военных из внерегиональных стран. Но это уже – предмет отдельных контактов (допустим, России и Ирана) с Анкарой.
Выход Турции из НАТО и создание полноценнй региональной спайки - такова перспективная формула безопасности, говоря по-американски, и Большого Кавказа, и соседствующих регионов - Азии и Ближнего Востока.
